Это была не блузка. Это была концертная рубаха, его собственная, неизвестно зачем хранимая. На ней пятнами цвела кровь, очень красная и свежая.
— …выгнала. Кать, но у нее французский язык — просто ужас, я послушала и чуть в обморок не упала! И что?! Она будет учить мою дочь?! Ну, конечно, выгнала!
Она подошла, очень высокая, даже слишком, — может, от каблуков? — в норковой шубке и бриллиантовых серьгах, которые сверкали как-то сами по себе, независимо от серого бессолнечного ноябрьского света. Подошла и взяла своего мужа за руку.
Стрелка упала за сто километров, и впереди показалось освещенное цивилизованным мирным светом Рижское шоссе. По нему шли машины.
— Чего? — переспросил Данилов. Какой-то странный у них получался разговор. Секунду они смотрели друг на друга.
— С чего вы взяли, что дом разгромили потому, что он ваш, а не потому, что он мой? Только постарайтесь не повторять слово в слово домыслы моей жены.