— Когда что, — ответил Саша осторожно, и Данилову не понравилась его осторожность, — по-разному.
Данилов вдруг осознал, что встал с кровати и даже успел нацепить брюки, как будто мать могла его видеть.
Он был абсолютно свободен, так же, как сегодня утром, когда еще ничего не знал. Он освободил себя, когда сказал Марте, что не хочет ее видеть. Она гордая, и храбрая, и очень решительная, и просить ни о чем не станет. И навязывать ему мышонка тоже не станет, это уж точно. Можно жить дальше так, как он жил до этого, но от одной мысли о том, что он будет жить, как жил, Данилова тянуло немедленно удавиться.
Данилов посмотрел на часы — половина пятого. Минул пресловутый «час быка», время самоубийств и смертоносных решений. На этот раз — мимо. На этот раз пронесло.
— Не завел, — сказал Данилов. — Останови где-нибудь на Сретенке, мне сигарет нужно купить.
— Если на зеркале помада, значит, это женщина. Правильно, Данилов?