— Гони в шею своего Сундукова, сядь и подумай. У тебя это хорошо получается, я знаю.
— Хорошо, — согласился Данилов. Ему, собственно было все равно — танцы так танцы, ресторан так ресторан, «Ю-ЭС Оупн» так «Ю-ЭС Оупн».
Зачем? Он снял с нее шубу и длинные — до бедер — сапоги и почти отнес ее на диван в кабинет, хотя она была высокой и нести ее было трудно и неудобно.
Семья жены так и не простила Данилова. Но Веник был единственным, кто его не только не простил, но и не уставал напоминать, как он виноват.
Он как будто призывал Данилова посочувствовать ему, и тот даже кивнул, выражая сочувствие.
— Знаменская. Она проснулась, когда я матерился. Она у меня ночевала. Я жаловался ей на свою судьбу.