— У вас продается славянский шкаф? — доверительно спросила Марта.
— Что-нибудь захватить, Андрей Михайлович?
— В один из моих приездов в Москву на одном приеме жена Кольцова при мне делилась с подругой восторгами по поводу дома, который им строит «талантливый архитектор Данилов», и назвала место. Я не мог допустить, чтобы ты выбрался из дерьма, но ждал, пока работа там почти закончится. Чтобы тебе больнее было! О том, что утром в субботу туда едешь, мне сказала Лида.
— Я не пугаюсь, — пробормотал Данилов. Что-то странное было в этом вечере. Никто и никогда не приезжал к нему по вечерам, особенно без приглашения. Только Марта. Она могла всегда приехать «просто так», но не приехала. Она встречала Петю и была занята.
Куски льда и снега веером летели из-под шипов.
Ему шестнадцать лет. Он стоит голый, растерянный, ошеломленный, красный от стыда, и чувствует, что слезы вот-вот польются, но нельзя, никак нельзя, чтобы они полились, а врач все говорит, как будто рядом нет никакого голого Данилова. Он стискивает кулаки так, что больно пальцам. Он не должен стискивать кулаки, он должен беречь руки, для пианиста пальцы — самое главное.