— Пойдите вы!.. — отмахнулась Знаменская. — Вы кто?
Знаменская была права, он нашел повторяющийся элемент. Вернее, не нашел, а просто увидел.
— Ваши, значит, — тоном обреченного на каторжные работы заключил капитан, — ясно. И вы их значит, потеряли. И где и когда — не знаете. Правильно?
Этот самый ребенок лежал поперек кровати — толстые ножки, обтянутые белой пижамой, торчали между прутьями деревянного заборчика. Одеяло было сбито и возвышалось неровным холмиком. Животом на холмике, головой вниз, сын Данилова пытался спать.
Веник жил в новом доме — масса поставленных друг на друга бетонных плит, облицованных чем-то грязно-белым. В подъезде было сыро, натоптано, газетные ящики распахнуты и покосились, двери лифта разрисованы черным, худая кошка, вздрагивая от каждого звука, вылизывала серую лапу, и дергала ушами, и боялась, в любую секунду готовая бежать, спасаться. Разве спасешься, убежишь?
— Данюсь, — она пришла из кабинета в одном белье, и он даже глаза отвел, так это было необыкновенно, как в кино, — давай жить вместе. Ну что это такое? Мне тебя мало. Правда, — и она приложилась горячей щекой к его голой спине.