Я смутно помню прохождение через контрольно-пропускной пункт, подъем на лифте, и тяжелое приземление на стул. Тонкий снял наручники с моих запястий. Я сразу же сложил руки на столе перед собой и опустил на них голову. Не знаю, сколько я отсутствовал, но когда я пришел в себя, очень суровая, строго-выглядевшая женщина светила маленьким фонариком мне в глаза.
Гостиная моей домовладелицы была украшена в стиле семидесятых: горчично-желтый ковер, оливковые обои, полно мебели и безделушек. Я перевалился через дыру, свалив при этом витрину с коллекцией каких-то статуэток. Комната была слабо освещена отблесками поднимающегося снаружи пламени. Я подхватил костыль, несмотря на раздирающую боль, поднялся на ноги и поковылял дальше по квартире.
Я смотрел на сложенное письмо и у меня внезапно возникло инстинктивное впечатление, словно я наблюдал за тем, как огромное дерево начало падать. Вначале медленно — так казалось из-за его гигантской высоты — но оно падало, разрушая все, что пряталось под его кроной.
Я почувствовал взгляд её темных глаз — серьезный и глубокий.
Земля под моими ногами приподнялась и взбрыкнула, и я, как ветряная мельница, хаотично размахивая руками, оправился в недолгий полет. Я неуклюже приземлился посреди поля примул, которые немедленно начали двигаться, перебирая тоненькими усиками со злобными острыми маленькими колючками. Как раз когда я, чертыхаясь, отрывал их от своих запястий и лодыжек, я заметил, что цветы вокруг меня начали окрашиваться в глубокий алый цвет.
— Тишина, — прошептал женский голос. Он звучал знакомо.