У меня был свой собственный неприкосновенный арсенал в уме. Я снова потянулся к источнику холодной, готовой силы и после произнесенного слова, поле передо мною покрылось гладким, скользким льдом. Завывающий ветер поднялся, опрокидывая любого врага, который ступал на лёд, и толкая его к смертоносной машине, которой стали Саня и Мёрфи; либо, заставляя кружить в попытках пробиться через убийственное шоу звука и света Молли, попадая под стремительные атаки Мыша и Томаса.
Посреди коридора неряшливой кучей валялся второ, разделанный на части вампир, которого я, наверное, задел, когда стрелял вслепую через стену. Я смотрел слишком много плохих фильмов ужасов и знал правила выживания в них, моментально убедившись, что в коридоре нет других опасностей, я направил жезл вверх перед собой.
С криком метнувшись к спине Красного Короля, я увидел, как он поворачивается ко мне лицом, с ножом в руке. Его темные глаза внезапно расширились, и ужасная сила его желания упала на меня, как дюжина свинцовых одеял. Я зашатался, но не остановился. У меня была истерика. Мне было плохо. И я был неукротим. Моя броня, дедушкин посох, вид моего испуганного ребёнка и холодная сила, текущая по моим венам, позволили мне сделать шаг, потом еще один и еще один, пока я не оказался на расстоянии удара от него.
— Как вы думаете, я могу обменять уважение на… я не знаю… полдюжины Валькирий, секретаршу и пару взводов мертвых героев?
Внезапно это объяснило, почему старик рискнул своей жизнью, объявляя себя моим наставником, когда Белый Совет попытался казнить меня за убийство Джастина ДюМорна. Внезапно это объяснило, почему он был такой терпеливый со мной, такой деликатный, такой добрый. Это не было приступом случайной доброты.
Его глаза покосились на пол слева от меня. Я посмотрел в направлении его взгляда. Там скорчилась Мэгги, прямо между алтарём и входом, скованная и дрожащая, низко пригнувшись к полу в тщетной попытке остаться незамеченной.