— Я хочу сказать, что Вы, господин штабс-капитан, нашли очень легкий путь решения Ваших личных проблем. Вы совершили поступок, и не так важно правильный он или нет. А теперь, когда пришла пора отвечать за сделанное, Вы собрались взойти на эшафот с высоко поднятой головой. При этом Вы убедили себя, что таким образом Вы спасаете свою семью. А Вы уверены, что это будет для них спасением? Вы не подумали, что обрекаете их на еще большие мучения? Подумать об этом Вам не пришло в голову, Всеволод Андреевич? — Дзержинский внимательно смотрел на офицера, а тот во время этого монолога все ниже и ниже опускал голову. — А теперь получается, что, вывезя Вашу семью за границу, что, несомненно, будет сделано, я тоже возьму на себя часть Вашей вины перед семьей. А в это время Вы, прекрасный специалист, будете бесполезно гнить в какой-нибудь яме. И это вместо того, чтобы решать множество проблем, которые прямо сейчас стоят перед Родиной, вместо того чтобы направить свои силы и умения ей в помощь в час, когда гибнет само государство. Вместо всего этого, Вы лишили будущего не только себя, но и своих близких. Своей никчемной смертью Вы лишаете этого права и свою страну, — после этих слов Соловьев вскинулся. — И не будем говорить о политике. Мы с Вами не в бане. Неужели я неправ, Всеволод Андреевич? Неужели Вы действительно считаете себя настолько бесполезным для России? Что же произошло с Вами, если Вам, русскому человеку, этот вопрос задаю я, поляк?