Вся разница в том, что я честно признаю то, что поднимал руку сам, а те, кто кричат про «свободу и демократию» — нет.
Еще в пятнадцатом году он перестал понимать, за что он воюет, зачем умирают его товарищи и почему он должен убивать кого-то непонятно за что, вместо того чтобы сеять хлеб и растить детей. Теперь он уже не знал, что у него получается лучше — стрелять или сеять, но для того чтобы понять это, ему необходимо было оказаться дома.
Мы несколько минут еще шутили и посмеивались, потом я вспомнил об еще одном невыясненном моменте.
Сталин слушал очень внимательно. Убедившись в этом, Ленин продолжил.
Иосиф и Лев с одной стороны кардинально различались, с другой — прекрасно дополняли друг друга.
Пауза затянулась. Коба встал и ходил вдоль стола, куря третью или четвертую папиросу. Дзержинский сидел и рассматривал этого странного Троцкого. Новый Лев начинал ему нравиться.