На станции Пермь-Два все прошло несколько сложнее.
— Почему отказался? Это же вершина любой политической карьеры?
Именно так и произошло с тем, предыдущим Троцким.
— Да, пожалуй, больше ничего, — Дзержинский достал фляжку и сделал маленький глоток. Сталин не стал спрашивать, что это такое.
— Я все равно не уверен. Это же его жена пишет.
После моих слов, врач замахал руками и практически заверещал, что мне вставать нельзя, необходим полный покой, как минимум в течение нескольких дней и диетическое питание. Выслушав его, я совершенно неожиданно для себя рявкнул на доктора.