Медленно поворачивая голову, он высматривал спутников. Все было в порядке: никто не остался на ногах, грамотно завалились под деревья, в переплетение кустов.
– Почти не понимают, – сказал Мазур. – Я тут самый способный к языкам, отмечу без ложной скромности.
Неузнаваем был товарищ Хоменко – трезв, авторитетен, представителен, бодр, свеж, светел… У Мазура слюна к горлу подошла от зависти – вот это школа, вот это понимание момента…
Он хлопнул в ладоши, едва слышно – но дверь моментально распахнулась, и вбежал тот, что привел Мазура сюда. Ясно было, что аудиенция окончена. Мазур встал, отдал честь и направился к двери.
И вышел на крыльцо в вечерний сумрак. Человек с платком посторонился с таким видом, словно они стояли не на огромной площади, а в тесном коридоре, где двоим ни за что не разойтись. Мазур строевым шагом прошел мимо него. Парламентер наддал, догнал, зашагал рядом.
Лейла привычно посигналила, и высокие ворота моментально распахнулись. Отворивший их человек привычно держался так, чтобы не перекрывать обзор второму, бдительно выдвинувшемуся сбоку с автоматом наизготовку.