Там стояла Лейла с браунингом в руке, с неостывшим боевым азартом на лице, а секретарь валялся у ее ног в состоянии, уже исключавшем всякие допросы…
Суденышко проплыло меж скал, и перед ними распахнулось открытое море – безмятежное, спокойное, изначальное, обдувавшее соленым ветерком. Мазур моментально почувствовал себя на седьмом небе – ничего общего с чертовой сушей, где сверху норовят налететь вертолеты, а понизу рыскает всякая сволочь с собаками, так и норовящая упасть на хвост под тем, изволите видеть, предлогом, что хочет изловить диверсантов… Сволочей, предположим, хватает и в море, но там есть такая замечательная вещь, как нейтральные воды.
– А откуда я знал, что здесь именно вы, а не кто-то, прикрывшийся вашим именем?
– Веди, Сусанин, – сказал Мазур тихонько.
– Интересно, а почему вы не пугаете меня вашей гранатой? В конце концов, охрана может и опоздать… Почему вы не грозите взорвать себя вместе со мной, коли уж не боитесь смерти?
Для непосвященного в ней не было ничего особенного – подумаешь, человек лет сорока, высокий и жилистый, в простецких белых брюках и белой рубашечке без всяких знаков различия, эмблем и нашивок. Сфотографированный явно без своего ведома (голову можно прозакладывать, очередным бойцом невидимого фронта), он стоял у каких-то перил, вроде бы металлических, полуотвернувшись от снимавшего, глядя куда-то вбок, и за спиной у него было море, до горизонта. Фотография черно-белая, удивительно четкая. Доведется встретиться вживую, узнаешь человека вмиг.