Он меня отпустил, поднялся и снова уселся на свой стол.
— Люциан, — окликнула его я, когда он был уже у двери.
Что-то вырвало меня из забытья. Рука была тяжела, она опустилась мне на лоб.
Он смотрел на меня, недовольно сморщившись, и не понимал. Он ни черта не понимал. В его голове были маркетинговые исследования и большие бабки. Ну и где-то на задворках любознательность первооткрывателя.
— Торопись. Иначе я сам призову тебя. Кровью и Болью.
Я опустилась на колени у могилы. Погладила ладонью простой серый гладкий камень. Мне не разрешили положить цветы. «Не положено», — сказал старший в группе сопровождения, и я не стала спорить.