Снаружи вроде и не изменилось ничего, а вот внутри было отличий много. Например, вместо старой «раз-два-третьей» радиостанции стояла новая, Р-173М. Башня, на первый взгляд обычная, на самом деле была от «восьмидесятки», из нее можно было даже по самолетам стрелять, если попасть надеешься. А самое главное – для городских боев это неплохо, можно по верхним этажам лупить. Вместо старых сидушек, от которых задница болит, появились новые, удобные, и установлены, как в «семидесятке», лицом к бортам, чтобы стрелять можно было. Ну и приборы наблюдения новенькие, это сразу видно. Вот так, прооперировали «старичка». Хотя главный недостаток на месте остался – люки только в крыше, под обстрелом выбираться – ну его на хрен. А те, что в бортах, больше на насмешку похожи.
– В прямом. Развесят и бросят, чтобы их потом мертвяки или морфы обожрали. Сам не понял, что ли?
Я покрутил ладонью перед собой, давая возможность всем рассмотреть утопленную обрезиненную кнопку.
– Крамцов, – протянул я руку. – Партизан вроде как.
Из двенадцати уголовников так поступили с шестью, выбирая тех, что помоложе, вроде как из милости. Пока кончали первых двоих, орали и матерились все пленные, но затем затихли. Кто-то обмочился, лежа в расплывающейся луже, пахло и дерьмом. Но потом стало тише, словно до всех дошло, что спасения не будет. Один из пленных, молодой, чернявый, рыдал во весь голос, елозя мокрым, слюнявым и сопливым лицом по земле. Его кончили четвертым.