Шмаков слышал сквозь сон голос, но никак не мог проснуться.
— Где войска, там и порядок, — отозвался политрук.
— Что я? Съездил ему за этого труса по морде, чтоб впредь умней был, и уехал.
Он сказал это так, что Синцов почувствовал себя виноватым.
— На сосну лазил. Зацепился один, бедный, за самую верхушку, так и висел вверх ногами, мертвый, еще в воздухе его убили.
Но, хотя он волновался, интонации его речи оставались размеренными, глуховатый голос звучал без понижений, повышений и восклицательных знаков. И в несоответствии этого ровного голоса трагизму положения, о котором он говорил, была сила. Она не удивляла: от Сталина и ждали ее.