Утром следующего дня Карпинский и нанятые им корабелы и матросы из курляндцев отправились вверх по реке, до пристани, откуда начинался тракт, минующий ангарские пороги. Там пароход уже ждали высланные из расстроившегося в острог зимовья пять санных дилижансов. Возницы-буряты грелись в домиках около берега, а олени ждали обратного пути неподалёку, утопая в облаках пара собственного дыхания. Вскоре караван пустился в путь, мимо реки и её коварных порогов, что тянулись почти триста километров. Ангара и не думала ещё замерзать, несмотря на то, что на её берегах уже звенела морозцем настоящая зима. Путь по тракту, вырубленному в тайге и ежегодно очищаемый от поросли местными вассалами, занял три дня. Из них две ночи провели в остроге и зимовье близ Быковской пристани. Потом снова пароход и снова долгий путь по реке до Ангарска. Карпинский всё ещё с опаской посматривал на датчан, немцев и курляндцев — он боялся бунта, ведь столь долгая дорога измотает любого. А от этого близко и до открытого противостояния, несмотря на обещанное золото. Поэтому Пётр настоял на выдаче корабелам, морякам, а также оставляемым до поры во Владиангарске каменщикам, аванса, дабы покуда заткнуть немногих пока горластых специалистов. Курляндские же переселенцы пока и не пикнули. Шесть семей, что ангарскому послу удалось, с помощью голдингенского бургомистра Литке, забрать в Ангарию, тяжёлый путь проделали молча и смиренно. Казалось, они были рады тому, что их кормят и, вообще, замечают.