Молчит. Смотрит на бочки. Ничего, святые братья из Сен-Жан-ан-Грев быстро научат молчаливого мессира разговаривать. И, возможно, даже петь. Ох, как он запоет у отцов-доминиканцев! Голосисто!
– Нафиг. Пусть принимают таким, какой есть. Это они что-то хотят от меня, а не я от них.
– …Для начала следует развеять вполне объяснимое недоверие. Я гражданин ФРГ, постоянно живу в Мюнхене, владею сетью аптек в Баварии. Русское имя? Да, родные дед и бабушка бежали из России через полгода после революции, до тысяча девятьсот тридцать первого года жили в Швейцарии, потом переехали в Германию. Отец женился на соотечественнице из эмигрантов, с началом войны был интернирован как человек без гражданства и русский по происхождению. До сорок четвертого года сидел в лагере под Кобленцем, освобожден англо-американцами. Вскоре после капитуляции Третьего рейха отец по чистой случайности стал аргусом в Мюнхене – жить было негде, после бомбардировок союзников в городе осталось мало неповрежденных зданий, родители сняли небольшую комнатку на Байрен-штрассе… В комнате была вторая дверь, всегда запертая. Надеюсь, объяснять, куда она вела, не обязательно?
– На тебя кофе варить или предпочтешь пиво?.. В таком случае сделай сандвичи.
– Это личная переписка, судя по всему. Мне кажется, неудобно…
Славик начал прислушиваться к разговорам гребцов, перебрасывавшихся отрывистыми лениво-спокойными фразами, стараясь различить знакомые слова. Дважды был помянут «Альдейгьюборг» – судя по контексту, в котором использовал это понятие Трюггви, речь шла о некоем поселении или крепости неподалеку от Двери. Дракар идет туда? Возможно. В таком случае в Альдейгьюборге с большой долей вероятности встретятся соотечественники – русские, которых можно будет понять…