Доктор Айлз руководила вскрытием с присущей ей бесстрастностью. Ее ассистент Йошима, с виду тоже невозмутимый, аккуратно разложил инструменты и установил свет. Оба врача смотрели на тело Ричарда Йигера отстраненным взглядом ученых.
Первой, кого они увидели, была О'Доннелл с идеальной прической, на фоне белой стены тюремного пропускного пункта, до неприличия элегантная в своем голубом трикотажном костюме.
Риццоли подошла к мужчине, который уже обливался потом. Была половина двенадцатого, и солнце, приближаясь к зениту, просто неистовствовало.
То, что происходило дальше, представлялось Риццоли самым тяжким оскорблением для умершей женщины. Это было страшнее, чем вскрытие полости живота, страшнее, чем резекция сердца и легких. Йошима развел вялые ноги женщины в лягушачью позицию, широко расставив ей бедра.
— Я сама, — сказала Анжела. — Представляешь, самой печь торт на собственный день рождения. Но в этой семье именно так и происходит.
— Я хочу знать то, что знаете вы. — Он подошел ближе, и в ней шевельнулась тревога; ведь она стояла перед ним такая незащищенная, слабая, неспособная отразить нападение. Ей в самом деле казалось, будто и его слова, и взгляд, проникающий сквозь ее хлипкую одежду, не что иное, как нападение.