Последовать за Рольфом он не успел. В следующее мгновение над головой у Раухера что-то грохнуло и он ослеп от выжигающей сетчатку белой фосфорной вспышки.
— Прозит! — сказал он, отхлебывая крошечный глоток. Морозов осушил свою чашку до дна.
И вот она осталась одна, и некому было даже побранить ее за несамостоятельность. И никто не мог принести ей стакан воды. Следовало собрать последние силы и идти на кухню самой. Лена попыталась напрячь мышцы ног, но безуспешно. Ног она больше не чувствовала. Вообще. У нее всегда были очень красивые, длинные и стройные ноги. Мужчины на них заглядывались. А теперь они безобразно отекли, круглые когда-то колени стали какими-то шишковатыми, а стопы распухли, да еще вдобавок ноги перестали ее слушаться. Лена заплакала снова, на этот раз от бессилия.
— Эх, сейчас бы перчику, петрушки да помидорчиков — я б вам такую ростовскую уху сварганил!
Но все получилось даже проще, чем он рассчитывал. Вечером в субботу Жером отозвал в сторону Шибанова и о чем-то с ним поговорил. К товарищам Александр вернулся довольный, сияя, как новенький пятак.
А дальше — лети себе, подтягивай стропы, контролируя снижение, любуйся пейзажем…