Она смотрела на него неотрывно – и так жадно, что для простого любопытства этого, пожалуй, было многовато.
– Глядите на подпоручика, глядите! Что это он? – слышалось сзади, но я не обращал внимания.
Он умолк. Я уж боялся, что не услышу продолжения. Но оно все же последовало.
Журналист, дурно сидевший в седле и комично смотревшийся в папахе и черкеске, был не таким, как в городе. Не молол языком, не сыпал шутками, а лишь вздрагивал, когда издали доносились выстрелы. Я его успокаивал, говоря, что это палят для острастки, на всякий случай. До входа в долину нападение врага маловероятно.
Не буду описывать, в какой ярости прометался я по своей комнате следующие четверть часа и какие речи заготовил для наглого жандарма, бог весть что о себе вообразившего. Существенней другое: покинуть номер я не решился.
«Только ты меня узнай», – сказала Назифа из-под земли. Уж не она ли это явилась с того света, а золотые волосы – знак? Лицо, правда, было совсем другое. И годами урусим была немолода, лет двадцати. Но все знают, что после смерти лицо человека меняется, а каждый день, проведенный в царстве мертвых, равен земному месяцу.