Даниель произнёс это без всякого намёка — он полагал, что Терпи-Смиренно будет помогать мальчику из родственных чувств, но по заалевшим щекам молодого проповедника видит, что роль отчима куда вероятнее.
(Как именовались англикане более кальвинистского толка, отвергающие разряженных попов.)
— Дьявол! — говорит Даниель. — Они по нам палят!
— Бритва еще хуже. Формы любые, кроме желаемой, — сказал Гук. — Вот почему я больше не смотрю в микроскоп на изделия человеческих рук — грубость и неумелость искусства терзает взор. То же, что должно, казалось бы, отвращать, при увеличении оказывается прекрасным. Можете взглянуть на мои рисунки, пока я буду удовлетворять любознательность короля. — Гук указал на кипу бумаг, а сам понес муравьиное яйцо под микроскоп.
— Гюйгенс сделал часы, в которых время отмеряет маятник.
— Разумеется, нет, Исаак, не приписывай мне таких взглядов даже наедине.