– Вон энти ихние, с клетками, – показал на окна дворник. – Очень пташек обожают.
– Вперед, господа! За Бога, Царя и Отечество!
Вышел, однако ясно было, что не поздней, чем через минуту, вернется.
На поле и вовсе творилось невообразимое. На Козловского бросились товарищи по команде, и давай хлопать по спине, обнимать, целовать, а потом и подбрасывать в воздух. С трибун на поле выбежали энтузиастические болельщики. Дамы визжали. Над немецкими скамьями стоял скорбный вой.
Лавр Константинович поднялся, вынул большие очки странного вида – с кожаными наглазниками и на лямках.
– Значитца так, – доложил тогда Лучников. – В Питере двенадцать китайских прачечных и еще три в пригородах. В каждую послал по толковому человечку. – Он потрогал красное, распухшее ухо и усмехнулся. – А крепко вкатал мне боксер этот сопливый. До сих пор башка гудит.