Губы «менестреля» искривила улыбка, такая же неприятная, как взгляд.
Кони шли спокойно, озаренный солнцем лес медленно плыл назад, и не было в нем ни следа от ночных страхов. Рэнси носился кругами, то нырял в густые папоротники, то выпрыгивал на тропу едва не под самые копыта, взлаивал, звал побегать с ним. Анегард молчал, верно, задумался о чем-то. Да и ясно, о чем: похоже, от ночных соседей нам так просто не избавиться, назвались друзьями, так должны помочь. Значит, надо объяснять людям, как дальше жить… а может, ехать в столицу, у королевских магов просить совета… заботы посерьезней, чем объяснять бабушке, что за цацка на шее висит, кем подарена да почему взята!
Колин остановился вдруг, взял меня за руку.
Когда Аскол, ободряюще кивнув, плотно закрыл за собой дверь казармы, Игмарту показалось, что захлопнулась крышка его гроба.
— А мы? — спросила я бабушку. Самая пора травки собирать, сейчас день потеряешь — зимой аукнется; но если война, наше место в замке, ведь так?
Я не стала стаскивать с капитана доспехи — начала с открытых мест. Смыть кровь, обработать раны… много, но, по счастью, неглубокие. Гарник был в сознании, но какой-то смурной, словно ему здорово приложили по башке. Краем глаза видела, как Зиг осмотрел мальчишку, напоил его — ишь, глазастый, запомнил, из какой именно склянки я ему наливала! Кажется, с рыжим ничего особо страшного. Или было, да само затянулось? Хорошо им, нелюдям. А вот Гарник… нет, жить-то будет, но… с каждой новой раной у меня все сильней тряслись руки. Лекарка! "Никогда не бойся сделать больно", — говорила бабушка. Но я боялась — и ничего не могла с этим поделать.