— Послушай, — заторопился бродяга, — у меня дело к тебе.
Поддельный менестрель вполне представлял себе мысли трактирщика: не в первый раз. Обычно такое его забавляло; иногда, под настроение или по делу, он мог изобразить чванливого осла и затеять бучу; нынче же было все равно. Лишь зудело: скорей, нельзя задерживаться, опасно, опасно, опасно! Расплатился честь по чести, самолично заседлал подаренную бароном пегашку, выехал со двора, — и остановился в нерешительности. Обвел взглядом просторную, безлюдную по раннему времени площадь, — лишь в рыночных рядах начиналось уже утреннее оживление.
— Ты к нам ночевать приходи. С рассветом выйдете, все лишний час.
Я развязала поясок. Сама плела, прочный… да не в том секрет, что прочный, а в том, что девичий!
— Что, — спросил Зигмонд, когда я наконец утихла, — взяли тебя в оборот?
— Я о тех чарах, из-за которых ты едва не проспал свой замок. Кто не поддался, соображаешь?