Тревор Массена, шут герцога Арина, был одним из умнейших людей, каких только знал Лавора. Полиглот, поэт, остроумец, с одинаково острыми языком, пером и клинком, мастер эпиграммы, завзятый дуэлянт и вертопрах, он умудрился прищемить хвосты всем без исключения баронским домам, объявившим на него форменную охоту. После пятой дуэли за четыре дня он вынужден был призадуматься о своих, довольно безрадостных, перспективах, а после еще двух поединков на следующий день, разыграл душевную болезнь. Разыграл с таким мастерством, что даже подосланные баронами лекаря разводили руками и признавали тяжесть случая. Месть безумцу потеряла всяческий смысл, и он, после того как «обострение» его «болезни» спало, занял место придворного шута, на котором мог говорить неприятным ему людям гадости на вполне законном основании, ничего не опасаясь. Почти ничего. Вызвать ущербного головой сэра на поединок законы чести не позволяли, но пару раз, на темных ночных улицах, дурак герцога был бит неизвестными простолюдинами. Урок не прошел даром, и следующие три случая закончились весьма плачевно для нападавших.
— Благородный Лавора… — барон Ини недоуменно воззрился на советника, — Вам плохо?
— Сей момент, государь! — рявкнул сержант и повернулся к подчиненным, — Рид, в казарму за лошадьми для Его Сиятельства и его благородного спутника.
— Ну… учитывая то, что сэр Брего продался Саагору… И в свете вчерашнего ультиматума… — нерешительно произнес Лавора, — Мы могли бы выдвинуть встречные претензии.
Лавора, который до этого ни в какую магию не верил, поднял ошарашенный взгляд от руки дракона и столкнулся — глаза в глаза — с его взглядом. В зелено-карих глазах дракона плясали искорки веселья и чего-то еще, чего-то, что было сэру Алану знакомо, но он не мог вспомнить, понять, определить — что это. Лавора вновь почувствовал, что его сознание куда-то уплывает, сердце дало перебой и зашлось как после доброй пробежки, уши заполнило гулкое уханье крови. Глаза дракона, казалось, приблизились…