Словно вспомнив вдруг что-то, она подняла руку, сложила пальцы ковшиком, как Сильвестр давеча, — и ощутила, как нечто так и ударило от нее в сторону коня. Точнее обрисовать происшедшее не представлялось возможным, потому что она не знала таких слов — если они вообще были в языке, что весьма сомнительно…
— Обойдусь, — повторил Сильвестр, и его лицо вновь перекосилось в определенно болезненной гримасе. — Съел что-то, гриб скверный попался. Езжайте-ка, барышня, в имение и впредь будьте осторожнее…
Вполне могло оказаться, что он был искренен. Но это ничего не меняло…
В спальне кто-то был. Послышалось шевеление, потом раздались тяжелые неуклюжие шаги. Рывком отбросив одеяло, Ольга села в постели, инстинктивно сжимая на груди тончайшую ночную рубашку. На легкую Дуняшкину походку это ничуть не походило, скорее уж на мужицкое топотанье…
Они остановились, прислушались. Размеренно постукивало колесо, столь же размеренно погромыхивали на мельнице жернова, со стороны избушки не доносилось ни звука, свидетельствовавшего о присутствии человека. Ольге пришло в голову, что она, собственно, ведать не ведает, как проходит процесс молотьбы… нет, молотьба — это на поле, а здесь — меление… или как-то иначе. В общем, она понятия не имела, как именно называется производство муки из зерна. Но не в том дело. Интересно, требуется ли постоянное присутствие мельника? Может, он проделал что-то необходимое и лег спать или вообще отсутствует? Тогда не так страшно…
— Помилуйте, Андрей Дмитриевич, — сказала она с восхитительной невинностью во взоре и тоне. — А что бы еще?