Ксенофилиус не ответил. Он то и дело мучительно сглатывал, глаза у него бегали. Гарри показалось, что в нем происходит жестокая внутренняя борьба.
Гарри почувствовал, как в нем поднимается благодарность, смешанная со стыдом. Значит, Люпин простил ему все те ужасные вещи, что он тогда наговорил?
— Мать честная, Гарри, как же ты выбрался-то? Я уж решил, нам обоим крышка.
Кикимер закачался совсем уж быстро, теперь дыхание его перебивалось рыданиями.
Гоблин опять принялся накручивать бородку на палец.
«Мне нужно место, где все спрятано», — взмолился Гарри про себя, и, когда они пробегали мимо в третий раз, в стене появилась дверь.