Накинув веревку на ближайший к башне зубец, он завязал ее в особую скользящую петлю, как учили в Аламуте. Сев в нее, он спустился на нужную высоту. Затем он взвел арбалет, оттолкнулся от стены и попытался, раскачиваясь, как маятник, долететь до окна. Но это оказалось невозможным — мешал выступ башни. Али был совсем недалеко от окна, но видел в нем только узкую полосу стены в дрожащем свете свечи. После нескольких безуспешных попыток приблизиться к цели Али застыл в неподвижности и попытался сосредоточиться. Но это плохо получалось.
Один из них несколько раз ткнул его длинным прутом. Али сделал вид, что ничего не чувствует.
Вот показания одного из офицеров ГАИ, личность которого сохранена в тайне. Он сидит в большой комнате, похожей на гостиную; его голос изменен, а лицо зачернено при монтаже. Перед ним стол, на котором стоит ваза с фруктами; на соседнем стуле висит китель с большим пурпурным бантом, в центре которого круглый значок с женским профилем (если это не дополнительная конспиративная уловка, перед нами сотрудник линейного отряда багряноносцев святой Георгины). На стене — большой ковер-килим, рисунок на котором шутливо повторяет герб Москвы: грозный всадник протягивает шест с огромной пробиркой черно-зеленому дракону со знаком доллара на спине; зверь, с отвращением задрав морду, пускает в пробирку сизый дым из пасти.
Время было рассчитано точно — они приблизились к городским воротам чуть раньше, чем конники. Али сразу узнал свою цель. Это был полный мужчина, одетый в плащ с красным крестом поверх пластинчатого доспеха. У него были длинные золотые волосы и небольшая борода — в точности как описал Алаудин. Его сопровождало около десяти человек; латиняне держались весело и расслабленно и, несомненно, не ожидали нападения.
— Жестокость, — ответил богомол, — это удерживать здесь слишком долго. Быть живым означает рыть русло. А уйти — означает стать рекой, которая по нему течет.