— Тайна кладбища секс-рабынь: главный сутенер убил и закопал в лесу собственную дочь
Это были его часы. Те самые, которые он перед этим отдал фокуснику. Только разбитые и сплющенные несколькими ударами молотка.
Крушин одет в темный костюм и голубую рубашку с галстуком в черно-белую полоску; в его руке лазерная указка в виде ручки. На сцене висят три плаката — на одном из них египетская пирамида, на другом Мавзолей Ленина, на третьем — Кремлевская стена с маленькими черными квадратиками, изображающими захоронения советских времен.
Здесь бы автору соблюсти меру и остановиться, но отчего-то современные писатели больше всего на свете боятся прослыть реалистами, и вот мы видим целое пиршество незрелого подросткового воображения: в фундаментах окрестных домов оказываются строители, в валяющихся на асфальте монетах — банкиры… Да-да, конечно, а как же еще. Знаем.
Взлет генерала Крушина напоминал своей крутизной карьеру римского преторианца, затянутого в восходящий поток случайной близостью к сильным мира сего. Он начинал простым регулировщиком, и, наверное, так и собирал бы по ночам мятые купюры, если бы в один прекрасный день ему не подмигнула судьба. Его назначили командиром мобильного заслона, перекрывающего движение по Аминьевскому шоссе возле того места, где Главная Дорога страны изгибается прихотливым «Г» у съезда с Кутузовского на Рублевку.
«Я умер, — понял Али. — И сейчас вижу вестников иного мира. Я слышал, что их будет два… Наверно, они приняли такое обличие, чтобы смутить и испытать меня».