— Можно вас поцеловать, мадемуазель? — изысканно любезным и отечески ласковым тоном спросил он.
Между тем Клотильде вновь припала охота к ночным скитаниям по всем парижским трущобам, и теперь он уже не сердился, когда после этих рискованных похождений находил золотой то в кармане, то в ботинке, а то даже в футляре от часов.
После долгих усилий он прибавил: «Часть его населения составляют арабы…» Потом швырнул перо и встал из-за стола.
Он улыбнулся, сел и обхватил ее коленями, как только что г-жу Вальтер.
Он сел и, положив перед собой лист почтовой бумаги, начал писать: «Дорогие папа и мама…»
— Как видишь, — сказал он и снова понурил голову.