Музейный юрист говорил все громче, и Кастер заставил себя вслушаться в его слова.
– Да, конечно. Новый Орлеан. Я должен был сразу догадаться об этом по вашей манере речи. Вам пришлось уехать далеко от дома, мистер Пендергаст.
Ленг просунул обе руки под спину Смитбека и переложил его с каталки на другую металлическую поверхность – более широкую и значительно более холодную. Проделано все это было крайне нежно. Почти любовно.
Становилось заметно холоднее, однако последние лучи солнца приятно согревали лицо. Свернув налево, на Джон-стрит, он направился к реке. Перед ним тянулись ряды старинных пирсов. Некоторые пирсы были заасфальтированы: ими, видимо, еще пользовались. Другие уходили в воду под пугающим углом, а иные разрушились настолько, что от них остались лишь ряды торчащих из воды свай. Солнце скрылось за горизонтом, оставив на память о себе багровое небо. С реки навстречу этому зареву поднимался туман. На противоположном берегу реки начали вспыхивать окна невысоких домов Бруклина. О'Шонесси ускорил шаг. Похолодало настолько, что от дыхания поднимался пар.
На находящейся поблизости от нее металлической двери висел замок, а на панели имелась надпись: «Гигантозавры». На двери, расположенной чуть дальше, было написано: «Каликотерии и тапироиды». Нора снова обратилась к подробному плану и нашла, хотя и не сразу, место, в котором находилась. Оказывается, она не заблудилась. Вход в архив был чуть впереди, за очередным углом. Нора зашагала по коридору, слушая перестук своих каблуков по бетонному полу.
– Я перенесу все это добро в исследовательскую комнату и помещу на столы, – не скрывая восторга, ответствовал Пак. – Как только все будет готово, я вас извещу.