– Толстозадый мерзавец, – заметил Смитбек.
Пендергаст, спотыкаясь, брел вдоль столов старинной лаборатории. Очередной приступ боли разорвал его внутренности, и он на миг остановился, чтобы усилием воли подавить его. Несмотря на всю серьезность ранений, какой-то уголок его мозга оставался ясным, свободным от всякого постороннего влияния. Он старался пробиться в этот уголок через густой туман боли, пытался разобраться в том, что его окружает. Титровальные и дистилляционные аппараты, пробирки, реторты и горелки. Одним словом, скопление стекла и металла. Но в то же время, несмотря на обилие приборов, он не видел ключа к разгадке главного проекта Ленга. Химия есть химия, и вы используете те же реагенты и приборы вне зависимости от того, что вы синтезируете или выделяете. В лаборатории было много вытяжных шкафов и старинных ящиков для работы в перчатках с опасными веществами. Это говорило о том, что Ленг имел дело либо с ядами, либо с радиоактивными образцами. Но это лишь подтверждало то, что он предполагал с самого начала.
– Наверняка были какие-то рутинные поступления. Насколько мне известно, ежемесячно в архив направляются все завершенные и закрытые описи. – Манетти помолчал немного, а затем закончил: – Интересующее вас письмо и все имеющие к нему отношение материалы были отправлены наверх для инспекции.
– Вряд ли подобные вещи вообще можно назвать интересными, – уклончиво ответила Нора.
– Время летит, Патрик. А убийца все еще разгуливает по улицам.
Три электрические лампы в металлических сетках ярко освещали часть тротуара у входа. Музей был открыт, и специально нанятый зазывала орал во всю глотку, но отдельных слов Пендергаст разобрать так и не смог. На тротуаре перед входом находился щит, рекламирующий самые выдающиеся на этот день экспонаты: «Спешите увидеть двухголового ребенка! Поторопитесь в новую пристройку, чтобы насладиться видом очаровательной дамы-русалки, купающейся в настоящей воде!»