Но даже не попыталась освободиться и спрыгнуть на землю. И Васька даже не думал её отпускать. Упрямый и избалованный донельзя подросток.
Тип отвернулся от дядьки и стал обходить машину, явно направляясь к той двери, за которой притаилась Александра. Дядька торопливо семенил за ним, всё ещё размахивая монтировкой и крича, что он не собирается из-за какого-то идиота на нарах париться, а если этот идиот не был бы таким идиотом, то заметил бы, что вон там, рукой подать, целое стадо машин, или ему, идиоту, двести метров пешком до них пройти западло?
Потом мы сидели молча и ждали почти два часа. На улице уже совсем стемнело, и в приёмном покое было совсем темно. Из какой-то двери вышла ещё одна тётка в белом халате, включила свет, увидела её и позвала с собой. Она сняла свою синюю куртку на белом меху, бросила на скамейку и скрылась вместе с тёткой в белом халате за какой-то дверью, а я остался сидеть на той скамейке в углу приёмного покоя. Помню, я тогда думал: пусть он умрёт. Мама всегда говорила, что нельзя такие вещи не только вслух говорить, но даже думать, потому что слова и мысли материальны, всё, что подумал, может сбыться. Особенно плохое. Но я сидел и думал: пусть он умрёт, этот её муж. Когда я о нём ничего не знал, его будто и не было. Вот пусть и никогда не будет.
Да ладно, при чем тут «присмотреться», не надо врать себе. Она присмотрелась к Максиму в первую же встречу, а потом опасалась вовсе не того, бандит он или не бандит, а как раз вот этого своего внезапного понимания, что он — судьба. И если даже бандит — то всё равно судьба. Но совсем другая. Вот как, оказывается, бывает. А ведь она в глубине души слегка презирала тех женщин, которые, не включая головы, влюблялись в первых встречных. Считала, что голова должна всегда работать, что все эти измены, страдания, разбитые сердца — сбой системы в результате не вовремя отключённой головы. И ведь, кажется, у неё-то самой голова не отключалась, а всё равно… Вот так-то. Не суди, да не судим будешь.
— У неё что же, никого нет? — с сочувствием спросил дядька. — Она совсем одинокая, Людка-то? И даже барахло привезти некому, кроме тебя?
— О, правда, я и забыла, что есть наружная лестница. Ой, я балкон закрыла! Нет, через балкон не попасть.