И хутор, Черчеков хутор, настырный камешек в шестернях взбесившихся часов!.. Он строился, разрушался, рос или сужался до единственной радикулитной избенки; рождались и умирали люди и нелюди, творилось зло, похожее на добро, и добро, неотличимое от зла — камешек, камешек, мелкий, назойливый, ворочающийся…
Горело на удивление ярко и светло, без черного смрадного дыма, без вони и копоти. И отпылало быстро, а когда костер уже слабо тлел, налетел вдруг ветер, взвил в небо кучу пепла — и развеял, разнес по округе, дальше, дальше… Одни обугленные головешки да разрытая могила напоминали о случившемся.
Благородный муж не отойдет от истины, если станет ограничивать излишнюю ученость посредством ритуала.
Хотел сказать «парня», да как-то не сложилось. Не то слово.
Инга, не отрываясь, смотрела на волосы Анджея, где отливали белые с серебром пряди — будто лоскуты изорванного одеяния Главы.
«А люди? — шептал кто-то на задворках возможного и невозможного. — Люди ведь… они — люди… Кровь может случиться, большая кровь, утонем все, не отмоемся…»