Женщина стояла в пяти шагах от плетня и молчала.
Кулаки никак не хотели разжиматься, закоченев в судорожном усилии.
Поостыв маленько, Бакс вспомнил о главном — что сидело отравленной занозой в его измученной душе.
Лейтенант застыл в дверях, раздираемый противоречивыми чувствами.
— Крыша, папа, — вдруг тихо сказал Талька, и мы побежали, гремя банками и бидонами, и даже пробежали метров двадцать, пока не вылетели на случайную прогалину и не остановились, с трудом переводя дыхание.
— Ладно, — киваю, — садитесь, раз пришли. В ногах правды нет.