А я говорю: «Ты чего, Человек Знака Пупырь, сдурел, что ли?»
— И тебе, как поборнику свободы воли и прочих ценностей, этот выбор не нравится?
— Все, — сказала она. — Все, все, все… Все в порядке.
Он был выбрит и причесан. Ему подходил любой возраст от сорока пяти и дальше, дальше… Судя по выражению глаз — намного дальше. И серые глаза Бредуна, посаженные близко к горбатой переносице, глядели трезво и с грустной иронией. Так могло бы смотреть дерево. Или скала, нависшая над заброшенным горным храмом.
Мы бежали, оступались, гремели банками и бидонами, а неспешный дождь щелкал вокруг нас мокрой плетью, и мы влетели на хутор, влетели в этот оазис цивилизации — пять домов-изб, один флигель, и с дюжину всяческих пристроек — и через десять минут вся наша радость бесследно улетучилась.
Провалился я крепко. «Ну, — думаю, — получи, Ах-неверующий, воздаяние горькое! Был охотник — и нет его, нахлебался Поступком по уши!»