Бакс потоптался и решительно двинулся в обход импровизированной кровати.
— Пластик, должно быть, расплавился, — виновато развел руками лейтенант, и Инге ясно примерещилась треугольная слеза на его щеке. Слеза почему-то была черная. — Вы уж простите…
И слабым синим огнем засветился нож-проводник, откликаясь этим мыслям, откликаясь тому, другому, который… Инга разглядела, что нож стал длиннее, раза в три-четыре, лезвие слегка изогнулось, отсвечивая призрачной голубизной; и пришли слова. Пришли издалека, из немыслимого далека, но это были единственно возможные слова, гордые и простые.
— Стой, — кричу, — пять надо! Куда седьмую-то?!
Уже засыпая, я вспомнил кое-что из слов Аха, и мне это ужасно не понравилось.
Инга ничего не поняла, но решила не переспрашивать. И правильно решила.