По Катиссиному лицу можно было подумать, что она подавилась собственным языком и сейчас помрет в жутких конвульсиях. Верес бесшумно скользнул вбок и прижался спиной к стене у косяка, одной рукой выхватив из ножен меч, а второй подавая мне яростные отодвигательные знаки.
В столовую вошел повар. Преспокойно открыл дверь ключом, набрал полную охапку сосисок, снова навесил замок и пошел себе обратно.
Аудитория оказалась огромной, демонстрационной – с площадкой для лектора и амфитеатром ступеней, на которых некогда стояли парты, а ныне лежали кучи обломков, мраморных и деревянных. В углу притулилась большая клетка из толстых ржавых прутьев, с распахнутой дверцей.
– Неужели ты решила от нее отказаться? – обрадовался Рест. С выбором Вереса он худо-бедно смирился, но моя ночная жизнь по-прежнему изрядно его нервировала. Причем скорее из опасения, что отдуваться за мои выходки придется его драгоценному мастеру.
– Погоди, это может быть ловушка! – Катисса тем не менее попыталась последовать его примеру. Но когда она, постанывая и держась за бок, сумела хотя бы выпрямиться, все было уже кончено. Над площадкой опять загорелись пульсары, на сей раз с полдюжины. Народу в аудитории прибавилось. Ксандр с видом исповедника стоял за спиной коленопреклоненного Хорана, только рука директора лежала не на плече «кающегося грешника», а легонько стискивала его шею. Верес удерживал второго предателя, третий неподвижно лежал рядом. Лица у обеих сторон были одинаково растерянные: проигравшие никак не ожидали такого поворота событий, победившие еще не верили, что им это удалось.
– Шел, все будет хорошо. – Верес обнял меня за поникшие плечи, и я вжалась в него, как в незыблемую стену. – Надежнее Ясневого Града места нет, и воздух там куда чище городского. Представь, что ты просто отправила малыша погостить к родне.