Сразу за ним, подогнув под себя ноги, ссутулилась некрасивая молоденькая светловолосая девушка. Она что-то напевала и ласково гладила ладошкой оленью шкуру.
Ближе всех к охотнику находился мужчина лет пятидесяти. В его густой черной бороде было полно седины. Орлиный нос и сросшиеся темные брови придавали незнакомцу грозный вид, в дубленую куртку и штаны въелась угольная пыль, лисья шапка-ушанка лежала рядом, на шкуре. Он беседовал с красивой рыжеволосой женщиной, несмотря на зиму одетой лишь в тонкое изумрудное платье с алой полосой, идущей от низкого выреза на груди, и бархатные остроносые полусапожки, украшенные рдяными блестками.
Лишь тот, кто сидел дома, заперев двери на засов и подбрасывая хворост в огонь, мог чувствовать себя в безопасности, вслушиваясь в яростный вой ветра за окном.
— Превосходно! — обрадовался Расмус, протягивая руку.
Эту песню часто пели в Строгмунде, и теперь она вертелась у Лённарта в голове, помогая бежать. Изгой торопился.
Когда надо, Лённарт мог быть неприхотливым, но насекомые умудрились достать даже его. В итоге Изгой, выбравшись из клетушки, перешел в зал и, бросив плащ поближе к очагу, дотянул остаток ночи. Разумеется, когда наступило утро, он не преминул высказать хозяину заведения все, что думает о его домашних питомцах.