Ну, поздоровались. Обниматься не стали, он этого не понимал. Говорит: я так и думал, что это ты. Я, мол, в среду домой за тележкою забегал и заметил, что кто-то сидел на моём стуле… И тут он видит две тарелочки на столе, две чашки, два стаканчика, полушалочек через спинку стула, уже с оборочками и пуговкой — и резко подбирает зоб.
Если это вообще имеет значение, куда идти. Поскольку отнюдь не в Рим ведут все пути…
Иосиф, сладость и свет моего изболевшегося сердца!
— Он лишён зрения, — и как бы в доказательство Сулейман аль-Куртуби закрыл глаза руками.
И с ними приехал ещё один мэн, страшно интересный. Представьте себе Леннона, дожившего до шестидесяти. Правда, без очков. Но в какой-то дикой вязаной кофте и вельветовых штанах с пузырями на коленках. Он ходил так, будто вся комната была заставлена невидимой мебелью, и на всё это невидимое при ходьбе облокачивался или опирался.
— Давай без глупостей, — сказал Шпак, и голос у него сорвался. — Нам вилы не по теме, тебе не по теме…