За то время, пока над тобой издеваются, величая солнцеликим и луноподобным, можно приказать продать настенные ковры, золотые блюда и кувшины, а вырученные деньги отнести туда-то и туда-то. И ведь выполнят! Правда, большая часть денег отойдёт Джафару Бармаки и ненасытной его родне.
Костя встал и медленно побрёл прочь. Все лежали или сидели порознь. На миг Николаю Степановичу показалось, что сквозь тело малого таинника просвечивают медные деревья впереди — но нет, это была просто тень от ветвей…
Они шли полукругом. Я их переписал, потом долго сидел над словарём. Перевод звучал так: «Лошадь, которая обрела редкостное мужество, но была назначена пристяжной»… Поначалу я принял это на свой счёт.
— Да-а… — сказал наконец Абу Талиб. — С такими стихами, садык, даже в зиндан не возьмут… Не доведут до зиндана…
…После страшного приключения на мосту как-то совершенно без обсуждений решено было остановиться. Да, отдых не приносил облегчения, сбитые ноги не заживали, а разбредшиеся мысли не собирались воедино, но что-то внутри, глубоко, объясняло организму: это тупое движение нужно прервать — и тогда, может быть, прервётся какая-то другая цепь событий…
Нойда уставилась в землю, закрыла глаза. Николаю Степановичу послышалось, что она скрипнула зубами.