— Так я почему-то и подумал. — Костя сглотнул.
Деньги можно проиграть. Можно пропить-прогулять.
Николай Степанович легонько похлопал Шаддама по руке. Некоторое время все молчали.
Значит, так: сейчас Льву Кимовичу сорок пять. И ещё сорок пять лет его не оставят в покое. Потом, может быть, и оставят, решат, что помер… А вот если ему станет восемнадцать, никто в здравом уме не заподозрит, что это тот же самый человек. Даже полный параноик не заподозрит. А если и заподозрит, так кто ж ему поверит?
— Я пытаюсь вспомнить всё, что знал про архитектуру, — сказал Шаддам. — Где и когда строили так. Но, боюсь, пока не могу сказать ничего определённого.
— Ну, бля… — протянул Шпак — и вдруг услышал себя.