— Не совсем, — улыбнулся Зак, окинув взглядом гриву вьющихся каштановых волос и изящную, подвижную фигуру. — Скорее как норовистый ирландский сеттер.
— Мерзавец! Если ты собираешься изнасиловать меня, то я убью тебя из твоего же собственного пистолета!
Измученный и небритый, Зак слонялся в полном одиночестве по номеру. Есть не хотелось. Он все время мучительно размышлял о том, задержали ли еще кого-нибудь из съемочной группы так же, как его. И если да, то почему до сих пор никто ни разу не наведался к нему, чтобы поговорить, посочувствовать или, наконец, просто скоротать время. Правда, гостиничный коммутатор непрерывно осаждали звонками из Голливуда. Но большинству звонивших и сам Зак, и смерть его жены были совершенно безразличны. Единственное, чего они хотели, — это вынюхать еще какие-нибудь мерзкие подробности. Поэтому Зак наотрез отказался разговаривать с кем бы то ни было, кроме Мэтта Фаррела, и остался наедине с собственными мыслями, которые в основном вертелись вокруг одного и того же вопроса — кто мог настолько ненавидеть Рейчел, чтобы желать ее смерти. В течение долгих часов он перебирал одного за другим всех членов съемочной группы. Но все его подозрения и логические построения казались до смешного шаткими и нелепыми. Ни у кого из известных ему людей не было достаточного основания для того, чтобы пойти на убийство.
Его реакция была настолько красноречивой, что Джулия тотчас же поняла, что ее последнее откровение отнюдь не обрадовало Зака. Эта уверенность еще больше окрепла, после того как он наконец поднял голову и стал пристально вглядываться в каждую черточку ее лица, как будто надеялся найти какое-то свидетельство того, что она лжет. У Джулии упало сердце. Ей показалось, что он то ли рассержен, то ли начинает чувствовать по отношению к ней что-то вроде отвращения. Но ведь ей совсем не хотелось остановить его! Она просто хотела, чтобы он действовал немного медленнее и обращался с ее телом бережнее.
— По-моему, если ты все еще хочешь отправиться на свежий воздух, то самое время надеть куртки и выйти во двор.
Наклонившись вперед, она в четвертый раз наполнила его бокал и протянула Заку, мысленно хваля себя за сообразительность.