— Ничего вы не слышали. И не стали бы вы спускаться, если б знали, что я дома. А я сидел здесь и слушал, как вы бегаете у себя по комнате. Вам, видно, очень нужно выпить. Так выпейте.
Ретт отдал Бонни часы на растерзание и легко вскочил на ноги.
— Я все помню, — устало сказал Эшли, — но я предпочел бы это забыть.
Она слушала его рассуждения насчет теней и размытых контуров и ничего не понимала, но его последние слова уже были на языке ей доступном. Она знала, что это — неправда; трусость — не в его натуре. Его стройное тело свидетельствовало о поколениях храбрых, мужественных людей, да к тому же Скарлетт знала и об его ратных подвигах.
— Отпустите меня. Я не желаю стоять здесь и подвергаться оскорблениям.