— Не плачь, хороший. Ей хочется, чтобы ты был мужествен. Она захочет тебя увидеть, и ты должен держаться мужественно. Она не должна заметить, что ты плакал. Это расстроит ее.
— Бог ты мой! До чего же зелен нынче виноград! — воскликнул он скривившись, — У кого же я эти деньги украл?
— Мистера Джонни — как бы не так! Должно быть, и окорок тоже его собственный. Изволь делать, что я сказала. Живо. Джонни Гэллегер, пойдем со мной к двуколке.
— Господи Иисусе, платье-то новое совсем сгубили, — запричитала Мамушка. — Когда я теперь поспею высушить-то его да вычистить — ведь вам же вечером его на свадьбу надевать.
А Скарлетт хочет подряжать каторжников! Фрэнк знал, что, если она это сделает, он больше не сможет смотреть людям в глаза. Это было куда хуже, чем владеть и самой управлять лесопилками, — вообще хуже всего, что она до сих пор придумывала. Возражая ей, он мысленно всегда задавал себе вопрос: «Что скажут люди?» Но сейчас — сейчас речь шла о более важном, чем боязнь осуждения со стороны общества. Ведь это же все равно как покупать чужое тело, все равно как покупать проституток, — грех, который ляжет на его душу, если он позволит Скарлетт совершить такое.