Сеанс связи закончился, и Арториус оглянулся на Трубецкого и Лемешеву. Доктор сидела, сжав в обеих руках платок и глядя прямо перед собой. По её лицу всё ещё текли слёзы. Профессор был мрачен. Он горестно покачал головой.
— Ой! А я всё думала, что же я забыла! — она опрометью бросилась за солонкой. — Вот! — И тут же добавила: — Нам в школе сказали, что над Суисс сейчас сезон штормов. Это из-за него мама не смогла до тебя дозвониться?
— Физику там, кстати, преподаёт твоя старая знакомая, с которой ты людей из оврага тогда в лесу вытаскивал, она тебе привет передавала, просила тебя зайти, как выздоровеешь, проведать деток. — Старший улыбнулся. — Мои пигалицы тоже у неё сейчас учатся, ох, и намучается она с ними!
— Спасибо, Пам. Я посмотрю, что можно с этим поделать, — чиновник одобрительно улыбнулся другу. — Всё равно идти домой не хочется.
Через пятнадцать минут Шрецкий поднимался на борт своего личного самолёта. Усевшись за рабочий стол, олигарх проводил взглядом промчавшегося по салону в направлении компьютерного симулятора сына. Коммуникатор моргнул лампочкой внутренней связи, и командир экипажа доложил, что до взлёта осталось десять минут.
— Наше время истекло, мне лучше уйти как можно скорее, — не проронивший ни слова Тринадцатый поднял ладонь в знак прощания, и Серебряков, не оборачиваясь, пошёл к выходу.