– Хочешь, я упаду к твоим ногам, пусть мои конечности-ветки станут дровами для твоего дома.
Она не разделяла измышлений лютеран, особенно фракции кальвинистов, которым казалось, что они знают ответ на каждый вопрос еще до того, как он был задан. Она вынашивала идею новых форм обучения. Ей хотелось вырвать определенную группу студентов-выпускников из рамок академизма и отправиться с ними на один из Летних островов экваториальной гряды. По весне страйка заходила туда на нерест, и многочисленные косяки брачующихся плескались в безумной агонии, подгоняемые инстинктом воспроизведения. Ее идея крушила загнивающие шаблоны академизма, насаждаемые в каждом университете. Студенты могут питаться только хаврегрином, дико растущим в долинах, да брачующейся страйкой, если хватит мужества и разума убить живую жизнь. И когда их суточное пропитание будет определяться исключительно их старанием и умением, их мнения и установки о том, что значимо, а что нет в истории жизни, будут неуклонно меняться.
– Хорошо, давайте посмотрим, что они сделали с ним. Они дали ему смерть. Так же как они приговаривают к смерти самых уважаемых своих граждан. Разве это ни о чем не говорит?
– Они не могут контролировать все, – произнес Говорящий, – они контролируют только связи ансибла.
– Дешевая психология, – выпалила она. – У нас хватает собственных врачевателей. Во всяком случае, они не хуже.
– Анестетик, – сказал Майро. – Вы не чувствуете боли.