– Ну-ка, Джейк, – сказал Эдди, – давай подсобим.
Роланд зажал в зубах свободный конец самодельной сворки, уселся на край канализационного колодца – если это был канализационный колодец – и ощупью нашел верхнюю перекладину лестницы. Спускался он медленно и осторожно, острее чем когда-либо сознавая, что ему недостает половины кисти и что стальные перекладины – скользкие от масла и чего-то более густого и плотного, вероятно, мха. Чик теплым тяжелым грузом висел между рубашкой и животом стрелка, дыша отрывисто и тяжело, но мерно. В тусклом свете золотые колечки в глазах косолапа блестели, точно медальоны.
Не тратя попусту дарованные ему несколько дополнительных решающих секунд, Эдди с обезьяньим проворством взлетел на сосну, остановившись лишь раз, чтобы убедиться, что револьвер по-прежнему крепко сидит за поясом его штанов. Эдди владел ужас; он уже наполовину убедил себя, что погибнет (чего же и ждать, когда рядом нету Генри, который бы Приглядывал за ним), – и все равно в голове у юноши клокотал безумный смех.
– Последняя возможность, – сказал стрелок. – Если кобура неудобна, пусть хоть самую малость, скажи сейчас. Мы пришли сюда не затем, чтоб зря переводить патроны.
– Ты по-прежнему сомневаешься во взаимопроникновении наших миров, Эдди?
Когда голос раздался снова, Роланд услышал в нем то, что уже слышал Эдди: неуемную и ненасытную алчность.