– Раз в жизни я с тобой согласен, корефан, – сказал Эдди.
Колыбель содрогнулась от глухого удара: щель в полу достигла предельной длины и перестала расти. Моторы, которые вели ее по скрытым рельсам, протяжно взвыли и заглохли. Эдди подбежал к краю провала и увидел на поднимающемся эскалаторе Роланда. Рядом со стрелком, привалившись к его плечу, стоял Джейк – белый как мел, в синяках, окровавленный, но самый настоящий живой Джейк. Ступенькой ниже, прямо позади них, глядя вверх блестящими глазами, сидел Чик.
Роланд на минуту задумался – и вспомнил любимую загадку Катберта.
Движение на улице заметно оживилось, прибавилось и машин, и пешеходов: рабочий день закончился, все спешили домой. Кое-кто обратил внимание на неуклюже спрыгнувшего с забора чумазого парнишку в порванном блейзере и вылезающей из-под него незаправленной рубахе, но таких было немного. Чудаки для жителей Нью-Йорка зрелище привычное.
– Нет, масса, моя ходи нет; моя ползи. – Боль между ног и в низу живота все еще была сильной, но не такой, как мгновение назад.
Там, где улица Черепахи вливалась в площадь Колыбели, по мостовой проведена была широкая красная полоса. Мод и человек, которого Эдди окрестил Дживзом-дворецким, остановились на благоразумном расстоянии от красной межи.