— Мне кажется, в доме никого нет, — заметил он, — но на кухне горит свет.
— Это… — начал Эдди, с намерением добавить, нелепо, но, прежде чем произнес это слово, мир задрожал на своей оси. Вновь Эдди сокрушило ощущение хрупкости, ощущение, что вся вселенная (или все вселенные) созданы из хрусталя, а не стали. И не было никакой возможности дать рациональное словесное отображение его чувств, потому что в происходящем рациональное отсутствовало напрочь.
Каллагэн вытащил из-за пояса «ругер», приложил ствол к правой щеке, как дуэлянт. Потом коснулся нагрудного кармана, оттопыренного, набитого патронами.
— Аллилуйя, — отозвался один из слушателей, но, похоже, не вкладывал в это слово душу.
— Такой я была, когда появилась здесь, — пояснила беременная женщина, сидевшая рядом с Сюзанной. Казалось, комментировала фотографии, сделанные во время отпуска. "Вот это я у Большого Каньона. Вот это — в Сиэтле. Вот это — на плотине Гранд-Кули note 77. А тут я — на Главной улице Федика, прошу любить и жаловать". Беременная женщина тоже была красавицей, но красота ее отличалась от красоты той, что материализовалась из воздуха. Беременная женщина выглядела на определенный возраст, старше двадцати пяти, но, безусловно, моложе тридцати, и ее лице отражался жизненный опыт. По большей части, негативный.
— А как вышло, что я ничего об этом не слышал? — спросил я. Ответа не получил, зато он как-то странно посмотрел на меня. Я проявил настойчивость и вот что услышал от него: «Люди не любят говорить о них в твоем присутствии, Стив, потому что в последнее время на Тэтлбек-лейн видели, как минимум, два десятка Приходящих, а ты заявляешь, что тебе на глаза не попалось ни одного».